Похоже, он был прав. Вчера уехал отец, на несколько дней, в гости к брату, оставив крепость на сыновей, и можно было выйти из комнаты в чем-то, кроме черного. Келегорм собирался использовать это время на полную катушку, если ему уж так повезло. Им всем повезло. Близнецы с утра удрали в Тирион, что было, как подозревал Келегорм, причиной утренней язвительности Карантира, Маглор торчал не у бункера, как обычно, а в саду с лютней, один Куруфин сидел в мастерской, где он сидел всегда, Келегорм этому втайне поражался, как он вообще может терпеть общество отца столько времени, иногда ему казалось, что у Куруфина уже одно ухо больше другого от вразумляющих отцовских затрещин. А Маэдрос… Собственно его Келегорм и ждал.
Наконец рыжий феаноринг показался на дорожке. Он шел быстрым шагом, задумчиво глядя перед собой. На его лице было свойственное Маэдросу сосредоточенное выражение, словно его мало интересовали всякие пустяки, а думал он исключительно о высоком. Келегорм заступил ему дорогу.
- Привет, - сказал он, голос сел внезапно и сразу, так что ему пришлось откашляться.

- Привет, - доброжелательно ответил Маэдрос. Он посмотрел на младшего брата со сдержанным интересом. Келегорм не сомневался, что он заметил его наряд, Маэдрос всегда все замечал, но сильно сомневался, что он скажет хоть слово.

- Как дела? - этот идиотский вопрос вывалился из Келегорма сам, ему захотелось самому закрыть себе рот ладонью. Брови Маэдроса чуть сдвинулись к переносице. Для него отъезд отца был не благословением, а проклятием, потому что младшие братья, который при Феаноре делали хоть что-то, в его отсутствие испарялись, как роса под жарким солнцем, и все сваливалось на него.

- Хорошо, спасибо. - ответил он вежливо.

- Слушай, тут такое дело, - голос стал совсем скрипучим, ладони намокли, Келегорм чувствовал, что он сейчас подавится собственным бьющимся в горле сердцем. Но Маэдрос не мог сказать "нет". Сколько можно. - Мы хотим вечером смотаться в Альквалонде, море, песочек, все дела, окунемся ночью… - он замолк на минуту, но только открыл рот, чтобы продолжить, как Маэдрос ответил.

- Конечно, езжайте. Вдвоем с Карантиром?

- Ну да, - промямлил Келегорм и возмутился наконец собственной нерешительностью. И выпалил - Хочешь с нами? - он осторожно втянул носом недостающую для жизни порцию воздуха и замер. Маэдрос поднял брови.

- Да я вам зачем?- спросил он удивленно. - И вообще у меня куча дел.

- Ну да, конечно, я понимаю… - он сжал кулак, ногти впились в ладонь. Иногда ему хотелось дать этому рыжему болвану наотмашь по роже, чтобы потекла кровь. - ну ладно.

- И все таки, вы с Карантиром проверьте сперва дальние посты. - с убийственной вежливостью попросил Маэдрос.

- Хорошо, - сказал Келегорм, Маэдрос аккуратно обошел его и двинулся дальше.

Дверь в комнату Карантира и Келегорма украшала надпись "Килегорм любет Моэдроса" Внизу красовался тщательно нарисованный кукиш. Келегорм не сомневался, что это дело шаловливых ручек Амрода, который не поленился встать на полчаса раньше и осчастливить брата этим сообщением. Правда это была не новость. О том, что Келегорм неравнодушен к старшему брату, знал весь Форменос. Кроме Маэдроса, который пребывал в блаженном неведении относительно всего, что составляло личную жизнь младших. Или делал вид, что пребывал.

Келегорм уставился на надпись, стиснув зубы. Потом хорошим пинком распахнул дверь, она отлетела к стене и ударилась в нее в душераздирающим грохотом.

Карантир лежал на постели, ел черешню и плевал косточками в огромную бабочку с лазурными крыльями, сидевшую на противоположной стене. Он еще ни разу не попал, так что бабочка сидела спокойно и только подрагивали пушистые усики. Келегорм вошел в комнату и пнул стул. Стул отлетел и врезался в стену. Бабочка взлетела.

- Блин. - сказал Карантир - а поосторожней можно?

- Отлезь, гнида. - прорычал Келегорм и пнул кресло.

- Ты чо, баклан, сдурел? - осведомился Карантир и сел на кровати, глядя на бушующего брата. Потом ухмыльнулся.

- Ну что, не дал тебе рыжий?

- Я тебя убью! - заорал Келегорм. - Заткнись, урод!

Карантир хмыкнул и лег обратно. Келегорм рухнул на кровать прямо в сапогах и с ненавистью уставился в потолок. Он не знал что делать. Он даже не знал, правда ли Маэдрос так неприступен или просто притворяется идиотом, потому что в душе смеется над Келегормом. Скорее всего, конечно, он идиотом не притворялся, а просто был им и все робкие попытки брата подъехать к нему, воспринимал либо как выражение братских чувств, либо как их обычные дурачества. Это было ужасно. Это было невыносимо, он уже не мог смотреть на спокойное лицо Маэдроса, выносить его ласковый взгляд и ровное обращение. Иногда он начинал дурить, он думал, что врежь ему рыжий от души, разозлись он как следует, все было бы лучше, чем это, как ему казалось, полное равнодушие.

- Слышь, - сказал он через некоторое время глухим голосом. Карантир заворочался.

- Ну?

- Что мне делать?

Карантир засмеялся.

- Ты просто придурок. - сказал он весело. - пойди и завали его.

- Сдурел? Как?

- Просто. Ты что думаешь, он железный?

- Не железный. - покорно признал Келегорм, по Тириону ходили слухи о романе Маэдроса с Фингоном и каждая такая сплетня приводила Келегорма в состояние ревнивого одурения.

- Ну и чего?

- Не могу.

- Ну ты тупой, баклан. - констатировал Карантир.

Ни в какое Альквалонде Келегорм не поехал. Он сидел в саду, под цветущей жимолостью и думал, что провались все пропадом, он попробует еще раз. В соседнем кусту ворочались и стонали Амрос и Карантир. Естественно, близнец сперва поупирался для порядка, потом позволил затащить себя в куст, и Келегорм был не уверен, что происходящее ему так уж не нравилось. Во всяком случае стонал он взахлеб. Это раздражало Келегорма. Карантир предлагал ему присоединится, но третьему сыну Феанора внезапно все надоело. Ему хотелось трахаться, но только с одним. А этот один в упор его не замечал.
Наконец там в кустах вскрики сменились сладким постаныванием, возней, Келегорм был уверен, что пока никто не слышит, грубый Карантир нашептывает на ушко Амросу всякие нежности. Потом из кустов выполз Жестокий, а за ним показался и Амрос, разрумянившийся и очень довольный. Они сели рядом с Келегормом, и Карантир, вынув из кармана папиросу, закурил и дал затянуться Амросу.

- Ну чего ты киснешь? - спросил Карантир. - все сохнешь по рыжему?

Амрос сочувственно вздохнул. Братья периодически обращались с ним ужасно, но он был чувствительный и жалостливый мальчик в отличие от своего бессердечного близнеца., который с ним домой не поехал, а остался в Тирионе, породив тем самым в сердце не замечаемого им Куруфина бурю ужасных эмоций.

- Ну. - горько и коротко ответил Келегорм и взял из рук Карантира папиросу. Затянулся. Отдал.

- А ты с ним поговори. - предложил Амрос, воспитанный на любовных романах. Карантир кивнул и достал флягу с вином, открутил крышку, отхлебнул и отдал Амросу, потом она перекочевала к Келегорму. Жимолость пахла, как сумасшедшая, в кустах заливался соловей. - Ну поговори, скажи, как ты к нему относишься. Ну все такое. Он поймет.

- Думаешь? - Келегорм с надеждой посмотрел на Амроса.

- Уверен. Попробуй.

- Младшенький дело говорит. - сказал Карантир уверенно. - Попытайся.

Маэдрос сидел у себя и читал. Он зверски устал за день, и ему хотелось побыть одному. Внезапно дверь скрипнула, и на пороге появился Келегорм.

Что-то странное с ним происходило. Маэдрос уже думал, что братец что-то натворил, уж больно странным было выражение глаз самого красивого феаноринга. "Опять переспал с кем-нибудь не тем" , - досадливо подумал Маэдрос. На собственную личную жизнь он махнул рукой очень давно. В Тирионе его никто не интересовал, а что собственные братья считают его неинтересным занудой, он был уверен. Ну что может привлечь в нем, например, Келегорма, красивого, обаятельного, смелого, всеобщего любимца, ну и…

- Привет. - несмело сказал Келегорм, входя.

- Привет. - Маэдрос заложил книгу закладкой и убрал ее. - Что-то случилось?

- Не. Это я так… Ну просто зашел, ну, типа, поболтать. - Внезапно Келегорм почувствовал, как по нему, по всему его телу, скользнул взгляд старшего брата, и сердце у него тут же сорвалось с привязи. Им овладела бешеная несусветная надежда, что вот наконец они одни, никого нет, может быть теперь… При этом он тут же ужасно смутился, и стал рассматривать безделушки на полке у окна.

- Садись, - ласково предложил Маэдрос. Келегорм сел. - он не мог смотреть на приветливое лицо Маэдроса в обрамлении шелковистых рыжих кудрей, слишком сильно ему хотелось запустить в них пальцы и поцеловать старшего в губы. До крови.

- О чем ты хотел поговорить?

- Ну я так. Я это… слушай, Маэдрос а как ты ко мн… мнэээ, ну, к нам ко всем относишься? - он хотел сказать ко мне, но не получилось. - Ну, мы твои братья, ты нас воспитывал. Ну ты что-то о нас думаешь?

- К вам? - Маэдрос искренне удивился. Он любил свою семью больше всего на свете и был уверен, что этот простой факт не может вызывать ни сомнений, ни любопытства. - Как я могу к вам относиться. Я вас люблю.

- Ну конечно, мы же братья и вся фигня. - уныло сказал Келегорм. - ну вот ты например, что обо мне думаешь?

Маэдрос встал в тупик. Сказать Келегорму, что он раздолбай, он не мог, впрочем об этом тот и сам догадывался, а к тому же молодое обаяние брата действовало на старшего, как глоток вина.

- Ну я думаю, что тебе пора стать посерьезней. - промямлил он наконец. Келегорм стиснул зубы.

- Да я не об этом. То есть я знаю, ну вот ты просто ко мне как относишься? - продолжал он гнуть свою линию.

- Ну я тебя люблю. - сказал Маэдрос, - ты же мой брат. А почему ты это спрашиваешь?

"Потому что я хочу потрахаться с тобой, идиот!" - мысленно рявкнул Келегорм, но промолчал.

- Да просто так. Интересно стало. - сказал он тоскливо. - ну я пойду.

- Да, конечно. - И Маэдрос снова погрузился в свою книгу.

Утром в постель к Келегорму пришел Карантир. Он залез под одеяло и прижался к брату сзади.

- Блиин. Ты что, совсем одурел, баклан… - простонал Келегорм, грубо вырванный из роскошного сна, в котором Маэдрос смотрел ему в глаза и гладил его по щеке, и улыбался ему.

- Да ладно тебе - сказал Карантир, сопя ему в затылок и поглаживая бедро Келегорма. - Будешь думать, что это твой рыжий.

Это заявление ужасно взбесило Великого Охотника, настолько, что он вывернулся из-под тяжелого Карантира и принялся молча его душить. Карантир вырывался. Они боролись минут десять, в молчании, тяжело дыша и издавая сдавленное рычание, пока Карантир не оказался под Келегормом носом в подушку. Красивый сжал его бедра своими и положил руку на загривок. У него была эрекция, когда он еще только проснулся, сейчас возбуждение стало почти невыносимым.
- Ну вот ты и попался, баклан. - сказал он низким голосом. Карантир отчаянно дернулся, но Келегорм хоть и был ниже Маэдроса, которого прозвали Высоким, но был довольно крепким парнем и вырваться четвертому сыну Феанора не удалось. Келегорм коленом раздвинул ему ноги и сразу вошел в него. Карантир сдавленно охнул и прикусил губу, чтобы не орать от боли. Келегорм, зверея от того, что брат внезапно оказался в полной его власти, нетерпеливо двинулся вперед. Он зарылся лицом в густые темные волосы Карантира и застонал. Карантир уже очень давно не был в пассивной роли, с того момента, как папочка переключил свое благосклонное внимание на подрастающего Куруфина, и его отверстие было совсем узким, так что Келегорму казалось, что от этого его член еще увеличивается в размерах. Но он все равно думал о Маэдросе. Ему бы он позволил делать с собой все, что угодно, но злая мысль, как сладко было оттрахать как следует непокорного рыжего, возбудила его настолько, что он задвигался быстрее. Карантир, сперва дергавшийся, расслабился под ним и даже начал двигаться, следуя нетерпеливому ритму. Келегорм просунул руку ему под живот и обнаружил, что у Карантира уже стоит, он сжал в ладони его член, и укусил брата за ухо. Тот сдавленно застонал. Келегорм на секунду остановился, стараясь сдержаться и не кончить слишком быстро, как Карантир вдруг прохрипел:

- Да двигайся же ты, давай.

Через минуту они оба кончили. У Карантира вырвался короткий злой вскрик.

Келегорм отпустил брата. Сейчас он вполне ожидал хорошего удара в челюсть, на который Карантир был большой мастер, однако сейчас ему было плевать. Он неожиданно почувствовал, что успокоился, словно спустил наконец это безумное напряжение, терзавшее его с отъезда отца. Келегорм просто ждал реакции брата. Тот только полежал неподвижно пару минут, а потом поднял голову.

- Ну ты даешь, баклан. - сказал Карантир. - Дать бы тебе в зубы, ну ладно, хрен с тобой.

Келегорм потом так и не смог понять, почему повелся на это. Надо было быть полным идиотом, каким, как он констатировал в последствии, он и выглядел, чтобы отколоть подобную глупость. Но сделанного не разделаешь.

За следующим советом Келегорм пошел к Маглору. Он был натура деятельная и просто сидеть на заднице и оплакивать собственную участь не мог. А певец, как ему казалось, должен был разбираться в нежных чувствах.

Маглора он нашел в саду, на поляне, где неутомимый менестрель что-то бренчал, изредка возводя глаза к небу и шевеля губами. Келегорм деликатно присел рядом и подождал, пока его заметят.

- Привет. - сказал он, когда Маглор посмотрел на него затуманенными глазами. Через минуту Маглор буркнул приветствие и Келегорм, воодушевленный тем, что его заметили, сказал:

- Слушай, мне нужен твой совет.

- Совет? - Переспросил Маглор, все больше возвращаясь к реальности. - Тебе? Совет? Совет? Тебе? От меня?

Напуганный тем, что Маглор будет еще полчаса долдонить про совет, Келегорм дернул его за ухо. Менестрель протрезвел окончательно и вздохнул.

- А что случилось?

- Ну - сказал Келегорм. - ну допустим ты влюбился.

- Допустим. - покладисто махнул головой Маглор.

- Ну а он. Ну она там, ну кто. Ну короче, оно на тебя не смотрит. - "Оно" Маглора заинтересовало, но он промолчал.

- Ну и что ты будешь делать? Как ты будешь обращать на себя его внимание?

Маглор крепко задумался. Очевидно, у него были схожие проблемы. Наконец он сказал твердо и с воодушевлением.

- Ну я буду делать для него что-нибудь хорошее. Что-нибудь, прекрасное, что я умею делать, я подарю ему какой-нибудь подарок, что-то, что затронет его сердце, воодушевит его и он наконец взглянет на меня, хоть раз.. - Маглор продолжал, но Келегорм уже все понял. Он поднялся, хлопнул бормочущего Маглора по плечу и сказав "Спасибо, баклан" пошел к себе.

Делать он умел только одно. Он умел охотиться. Поэтому, добыв к вечеру роскошного самца-оленя, он приволок его в Форменос. Доволок до дверей своего крыла, сел над трупом и крепко задумался. Олень это, конечно, хорошо, но что, Маэдрос не видел дохлых оленей? Можно было бы добыть белку или другого зверя с красивым мехом, но приходить к Маэдросу с дохлой белкой было несолидно. Келегорм уважал масштабных зверей, его в свое время Мелькор поразил рассказом про слона, он долго мечтал добыть такую зверюгу. И принести слона Маэдросу. Но слона не было, белки тоже, был только олень, и непонятно, удастся ли им произвести впечатление на Маэдроса.

За его плечом возник Карантир и внимательно посмотрел на брата.

- И что ты тут сидишь? Спросил он.

- Понимаешь, - сказал Келегорм задумчиво. - я хотел подарить его Маэдросу, но думаю, что это как-то… ну что он оленей не видел?

Карантир задумался.

- Понимаю. Слушай, а может его украсить?

- Чего?

- Ну там как-нибудь художественно… Ленточки там, бантики.

Никто не знает с чего, но Келегорма просто переколодило на этой мысли. Он потом пол ночи думал с чего он взял, что дохлый олень в бантиках будет для Маэдроса приятным сюрпризом. Однако сейчас он взялся за дело с огромным энтузиазмом. Амрод, который вернулся из Тириона, с открытым ртом наблюдал, как два его старших брата, увлеченно пыхтя, завязывают на брюхе оленя огромный красный муаровый бант. Он просто двинуться с места не мог, пытаясь понять, зачем им понадобилось украшать труп оленя. При этом Амрод совершенно не хотел им мешать, хотя бы для того, чтобы посмотреть на то, как они доведут дело до конца.

Наконец олень был готов. Он был перевязан бантом по талии, голубые банты красовались у него над копытами, на рогах были привязаны золотые бубенчики, на шее венок из ромашек. Карантир распрямился, посмотрел на дело своих шаловливых ручонок и согнулся пополам от приступа хохота. Келегорм посмотрел на него с яростью. Ему было совсем не смешно, хотя бы потому, что уже на середине процесса он понял, что ничего более идиотского ему за всю жизнь в голову не приходило. Но останавливаться было поздно.

- Заткнись, урод. - рявкнул он. Карантир упал на землю и принялся кататься по ней, завывая от хохота.

- Олень - плакал он, - ой не могу.. олень в бантиках

Келегорм плюнул, взял оленя и поволок его в дом. Карантир потащился сзади, всхлипывая от хохота. Келегорм пер оленя и думал, что ничего более дебильного с ним в жизни не происходило. Он чувствовал себя последним мудаком. Олень гремел бубенчиками и цеплялся ногами за все углы.

Наконец они - Келегорм, олень, плачущий от смеха Карантир и следующий в отдалении Амрод - дошли до комнаты Маэдроса. Келегорм свалил ношу на пол и постучал. Маэдрос открыл. Перед ним стоял красный, как мак, от злости и стыда брат и лежал красиво разукрашенный мертвый олень. Некоторое время Маэдрос переводил взгляд с оленя на Келегорма и обратно. Потом он тихо спросил.

- Это что?

- Подарок. - сдавленным голосом сказал Келегорм. За углом Карантир опять упал на пол, зажимая себе рот и подвывая. - Я просто подумал… что я могу тебе подарить… - он сбился и замолчал. Маэдрос начал смеяться. Он хохотал, как ненормальный, Келегорм вообще не видел, чтобы брат так смеялся. Наконец Маэдрос утер слезы и сказал.

- Отличная шутка. Теперь отнеси его на кухню. Я его завтра приготовлю.. - хлопнул Келегорма по плечу. - Насмешил. - сказал он и закрыл дверь перед его носом.

Келегорм выматерился от души и поволок животное на кухню.

Следующий день Келегорм провел в глубокой депрессии. С Карантиром он почти не разговаривал, потому что, хотя в глубине души и знал, что сам дурак, подозревал, что тот специально подбил его на этот идиотизм. К вечеру он наконец встал с постели и пошел к Куруфину. В конце концов, он был самым разумным из феанорингов, не считая Маэдроса, и мог дать совет, если не самый дельный, то во всяком случае такой, после которого не придется краснеть.

Куруфин сидел в мастерской за чертежами. На Келегорма он посмотрел с недоумением, но, смахнув какие-то бебехи со стула, предложил ему садиться.

- Слушай, тут такое дело. - сказал Келегорм. В конце концов это был не Маглор, с Куруфином можно было поговорить, как мужик с мужиком.

- Ну? - спросил Куруфин, жаждавший вернуться к чертежам и мечтам об Амроде, которым он втайне предавался.

- Понимаешь. Ну… Я запал на Маэдроса. - выпалил Келегорм свою страшную тайну.

- Знаю. - бодро откликнулся Куруфин.

- Я так и думал. - процедил Келегорм. Он знал, что все знают, но почему-то решительно не желал этого признавать и каждый раз поражался, когда кто-нибудь сообщал ему об этом.

- Это все знают. - спокойно ответил Куруфин.

- Ага, кроме него. Как ты думаешь, как мне ему понравиться? - Келегорм выбрал самую обтекаемую формулировку, но брат понял его как надо.

- А ты напои его. - предложил он жизнерадостно. - Он напьется и можно будет к нему подкатиться. - и повторил слова Карантира. - Он же не железный.

- Это мысль. - оживился Келегорм. - Как я сам не подумал.

- Погоди, я тебе кое-что дам. - Куруфин пошарил под столом и извлек оттуда огромную бутыль с прозрачной жидкостью. - На, держи. Дарю. Это классная штука, берет крепче вина, он от трех стаканов будет тепленький.

Келегорм рассыпался в благодарностях и ушел из мастерской, прижимая к сердцу драгоценную бутыль.

Про эту штуку он уже слышал. Феанор и Куруфин называли ее спирт и пили по вечерам в мастерской, отдыхая от трудов праведных. Карантир все подбивал Келегорма спереть бутылочку, но страх перед отцом пересиливал. Теперь Келегорм был уверен, что заполучил Маэдроса. Против этого рыжий не устоит.

Маэдроса он нашел на кухне, где рыжий с упоением готовил всякие сладкие блюда, пользуясь отсутствием отца. Сам он сладкое не любил, но хотел доставить удовольствие младшим. Келегорм цапнул с блюда меренгу и поставил свою бутыль на стол.

- Хочешь мороженого? - спросил Маэдрос, не оборачиваясь от плиты.

- Давай, - сказал Келегорм.

Маэдрос достал из маленького ледника в углу огромную вазу и поставил рядом с бутылью.

- А это что такое?

- А это… Я так, принес. Хочешь выпить? Ты устал, наверное. - небрежно сказал Келегорм, вытягивая длинные ноги в охотничьих сапогах на пол кухни и делая самый независимый и безразличный вид. - Это спирт. Куруфин угостил.

- Можно выпить. - сказал Маэдрос и достал из шкафа банку с солеными огурцами. - Хорошая штука. - Он ловко разлил спирт по стаканам и, взяв свой, легонько звякнул им о край стакана Келегорма. И залпом выпил. Захрустел огурцом, с интересом глядя на брата, который, следуя его примеру, так же вылил прозрачную жидкость в рот, сдавленно охнул и закашлялся. Маэдрос сунул ему огрызок огурца. С этого момента Келегорму показалось, что все идет как-то не так.

Маэдрос жарил спирт стакан за стаканом, даже не поперхнувшись. Он не менялся в лице, взгляд его не туманился, он связно и свободно расспрашивал Келегорма о его делах, об охоте, об Ороме, а младший брат чувствовал, что неуклонно пьянеет. В глазах у него мутилось, голова кружилась, руки держали стакан нетвердо. В какой-то момент он ощутил дикое раздражение в связи с тем, что Маэдрос разговаривает с ним так по-братски. Тогда он, не вынеся такой несправедливости, полез через стол, лез он упорно, долго, и, в конце концов, взяв Маэдроса за грудки, стал спрашивать "Ты меня любишь? Почему ты меня не любишь?" Маэдрос ласково взял его за запястья и начал говорить, что, конечно, любит. Пусть Келегорм не нервничает и съест еще мороженого. Келегорм покладисто кивнул, и, разлегшись на столе, стал окунать палец в креманку с мороженым и облизывать его. Потом ему это стало как-то недостаточно, он взял ополовиненную бутыль и присосался к горлышку. В качестве закуски он обмакнул в мороженое соленый огурец и стал его сладострастно облизывать. Маэдрос наблюдал за ним со странным выражением на лице, но в своем помутненном состоянии Келегорм не понял, что это может значить. Он только помнил, что что-то он такое должен сделать, но что - никак не мог сообразить. Однако это было как-то связано с огурцом. Поэтому продолжал его облизывать, пока он сам не выпал из его ослабевшей руки, и Великий Охотник не заснул, мирно положив голову на каравай хлеба.

Маэдрос посмотрел на спящего брата и вздохнул. Он был на таком взводе, что с трудом удерживался от того, что бы не оттрахать раскисшего Келегорма прямо на столе. При воспоминании, как Келегорм брал своими красиво вырезанными губами этот чертов огурец, возбуждение начинало терзать его с немыслимой силой, хотя, конечно, от комизма ситуации он принимался нервически хихикать.

Маэдрос нагнулся над братом и, не удержавшись, поцеловал его в висок. Он подумал, что если хоть что-то было возможно между ними, он был бы счастлив, но это такие глупости, о которых нельзя даже думать. Он еще раз коснулся губами щеки Келегорма, позволив себе задержаться на пару секунд, вдыхая яблочный запах его волос, кожи, запах спирта в его дыхании, аромат его молодого тела. От этого можно было сойти с ума. На какой-то момент Маэдрос остро позавидовал Карантиру, с которым Келегорм жил в одной комнате. У них ведь точно что-то было. "Скорее всего у него со всеми что-то было, кроме меня" - горько подумал Маэдрос и, собрав волю в кулак, взял разлезшегося в лапшу Келегорма на руки и понес в его комнату.

Келегорм проснулся на следующее утро от того, что, как ему показалось, кто-то сверлит ему висок тонким сверлом. Он поднял тяжелые веки, на лицо ему упал солнечный луч, он поспешно закрыл глаза и застонал от боли в голове. Внутри все дрожало и прыгало, желудок скрутился узлом, он даже с закрытыми глазами чувствовал, что комната раскачивается, как палуба корабля. Ему ужасно захотелось заснуть обратно и никогда больше не просыпаться. Но тут его грубо потрясли за плечо.

- Давай, баклан, открывай глаза, я знаю, что ты не спишь. - сказал Карантир.

- Бля. - сказал Келегорм беспомощно.

- Открывай, ну, тебе тут рыжий подарок оставил. - При слове "рыжий" Келегорм преодолел сопротивление неорганизованной материи, которую в данный момент представляло его тело, и сел в постели. Ну да, конечно, он должен был трахнуться с Маэдросом. И проснуться с ним в одной постели. Что же там было, блииин… Он ничего не помнил.

- Какой подарок? - спросил он, пытаясь шевелить шершавым и распухшим языком.

- Вот. Глаза, говорю, открой. - Келегорм послушно открыл глаза, и Карантир сунул ему в руки банку с огуречным рассолом. Келегорм принялся жадно хлебать и на пятом глотке почувствовал, как к нему возвращается жизнь.

- Что было-то? - спросил он осторожно. - Как я здесь оказался?

- Тебя Маэдрос принес. - сообщил Карантир, сидевший на краю кровати. И засмеялся. - Принес, раздел, уложил, накрыл одеялком. И даже, по-моему, поцеловал в лобик. И потом принес эту банку и велел напоить тебя с утра.

Келегорм застонал от бессильной ярости. Опять он все пропустил. Опять прошляпил. Это просто рок какой-то всегда быть полным идиотом. Что он делал пьяный? Он приставал к рыжему или нет? Если да, и тот не ответил ему, а если бы он ответил, то проснулся бы он в другой постели, то все пропало. Маэдрос будет смотреть на него, как на последнего мудака.

- Слушай, - спросил Келегорм жалобно. - А он, ну Маэдрос, не говорил, я ничего такого не делал? Ну ты понимаешь…

- Нет - жестоко сказал Карантир. - Ты его не трахнул, не надейся. И, судя по всему, он тебя тоже нет. Ты опять лажанулся, баклан.

Келегорм был в полном отчаянии и обратился к Амроду. Предпоследний сын Феанора был знатоком в любовных делах. Правда обделывал он их лихо, быстро и не зная ни малейших сомнений в достижении цели. А случае Келегорма это не очень подходило, но больше ему идти было некуда.

Отношения между братьями из-за неуставных отношений в Форменос были натянутыми, но Келегорм надеялся задобрить Амрода кульком стянутых на кухне сластей.

Близнеца он перехватил в коридоре. Амрод при виде его напрягся и повернулся спиной к стене, чтобы не быть пойманным врасплох.

- Да успокойся ты, - сказал Келегорм, подходя и поднимая ладони, в знак того, что его намерения исключительно мирные. - Мне надо поговорить, просто поговорить.

- Поговорить? - спросил Амрод с подозрением.

- Да. Маленький разговор, я буду тебе очень обязан. - и он протянул брату кулек со сладостями.

Амрод поглядел подозрительно, но взял. В сущности, он уже понял, что бояться нечего, если бы Келегорм хотел как-нибудь его грубо использовать, он не стал бы разговаривать, а воспользовался бы правом силы. Амрод тоже был ничего так, у него была куча всяких уловок, но ему не всегда удавалось ускользнуть.

Братья пошли в сад и уселись на полянке. Амрод хрустел печеньем и молчал. Его мучило любопытство. Келегорм прокашлялся и начал без обиняков.

- Амрод, слушай, дай мне совет.

- Насчет Маэдроса, что ли? - моментально отреагировал Амрод. - Приперло?

Келегорм поперхнулся. Но издевательства Амрода входили в общую сумму счета, как и кулек с печеньем, поэтому он просто ответил:

- Да.

- Да что ты мучаешься. - презрительно сказал Амрод и внезапно сделал то, что Келегорм от него никак не ожидал, - сунул ему печенье. Надкусанное, правда, но и то было удивительно. - Завали его и все. - Он помолчал и добавил. - Я думаю, что он к тебе неравнодушен. - У Келегорма сперло дыхание и кровь прилила к щекам.

- С чего ты взял? - спросил он быстро.

- Видно. - пожал плечами близнец. Охотник не осмелился сомневаться, что Амрод видит такие вещи, было известно всем.

- Ты точно уверен?

- Ну да. - Амрод засмеялся. - Брось. Это не так сложно, как тебе кажется.

Может для него это было и не сложно, может это было несложно для Карантира и прочих советчиков, но когда Келегорм сидел напротив Маэдроса и глядел в его невозмутимое лицо, он просто не знал, что сказать. Наконец он изобрел ход, который показался ему единственно возможным. Ему казалось, что он придумал очень хитро.

- Маэдрос, слушай, мне нужен твой совет. - начал он деловито.

- Конечно, братец. - охотно отозвался Маэдрос.

- Ну мне нравится один… - Келегорм хотел сказать "баклан", но сдержался, - ну вообще один тут… И я не знаю, как мне к нему подкатиться, понимаешь?

Красивые брови Маэдроса поползли вверх. Он и не думал, что у Келегорма есть те же самые проблемы, что и у него. Хотя мысль о том, что Красивому кто-то нравится, кольнула его больнее, чем рыжий мог бы предполагать. Но это был его брат и он просил помочь, поэтому Маэдрос отмел все личное и сказал:

- А ты с ним говорить пробовал?

- Да, пробовал.

- И чего?

- Да он ничего не понял, по-моему. - ответил Келегорм вздохнув.

- Ну какие-нибудь знаки внимания, подарки? - продолжал терпеливый Маэдрос. Он встал из-за стола и отошел к окну. Самообладание самообладанием, но ему не хотелось, чтобы Келегорм видел его лицо.

- Ага. Только он посмеялся. И опять не понял.

- Да, задача. - вздохнул Маэдрос, втайне радуясь тому, что этот некто оказался таким дебилом. - Его еще можно напоить.

- Было. Без толку. Он пьет и не пьянеет, и опять ничего не понимает.

- Да что же за болван такой!!! - внезапно рассердился Маэдрос. Ему стало обидно, что его брат страдает из-за чьей-то тупости. - Кто это такой? Я сам с ним поговорю.

Келегорм с трудом втянул воздух. Он покраснел, сердце его стучало так неровно и гулко, что ему казалось, стук слышно по всей комнате. Он встал. Завтра должен был приехать папа, у него не было времени и сил тоже не было. Он подошел к Маэдросу вплотную. Брат разозлился, вышел из себя, это было уже что-то, он сочувствовал Келегорму.

- Ты. - сказал Келегорм и, прижав Маэдроса к проему окна, поцеловал в губы. Губы у рыжего оказались сухими и теплыми и целоваться он умел. Он горячо отвечал Келегорму, обнял его и его ладони водили по спине Охотника, какими-то порывистыми жадными движениями. Похоже он был не так уж неприступен, как казалось Келегорму.

Однако когда поцелуй разорвался Маэдрос глядел почти испуганно и ужасно покраснел.

- Ты серьезно? - спросил он. - Ты не смеешься надо мной?

- Да мать твою! - рявкнул разозленный Келегорм, которому это уже осточертело, он так возбудился от одного поцелуя, что с трудом стоял на ногах, а этот рыжий продолжал ломаться. - Я уже не знаю, как тебе сказать, что втрескался в тебя, как последний болван! Ну что, мне на голову встать, чтобы ты мне поверил?

Маэдрос тяжело сглотнул. Он все еще не верил. Келегорм был в его объятиях, гибкий, горячий, от запах его каштановых кудрей кружилась голова. Словно в минуту все, что было его нормальной, логичной реальностью, перевернулось с ног на голову и он оказался в совершенно другом мире.

Однако Келегорму было уже не до сложных переживаний старшего брата. Он наконец докопался до него, вот он тут, в его руках, он краснеет, бледнеет, и не сопротивляется и судя по всему, сам не замечает, что уже готов.

Келегорм прижался губами к шее Маэдроса, в нетерпении дергая его рубашку так, что отлетали пуговицы. Маэдрос целовал его в ухо, забирался в него языком, запустил пальцы в шевелюру Келегорма и никак не выражал неодобрения его действиям или, например, желания, чтобы Келегорм встал на голову, дабы доказать свою любовь. Эти поцелуи были для истосковавшегося феаноринга последней каплей. Он упал на колени и рванул завязку на штанах Маэдроса, рыжий застонал. Он вцепился побелевшими пальцами в подоконник и только с безумным нетерпением ждал, когда Келегорм приступит к делу.
Келегорм наконец дорвался до того, что хотел. Он коснулся языком напряженного пульсирующего члена Маэдроса, вырвав у старшего брата новый исступленный стон. Ему хотелось довести рыжего до полного беспамятства, поэтому он сдерживал себя и искренне наслаждался тем как поддергиваются мускулы Маэдроса от каждого его нового прикосновения. Он водил языком по твердой поверхности мучительно медленно, так что Маэдрос только вскрикивал и кусал собственные пальцы. Он вообще уже ничего не соображал и все пытался податься вперед, чтобы наконец Келегорм перестал его мучить и дал ему наконец разрядиться, и наконец тот сжалился и обхватил его член своим горячим влажным ртом, от чего Маэдрос задохнулся и вцепился ему в волосы, притягивая к себе, кончая, а Келегорм, постанывая, глотал то, что текло ему в рот, и сам чувствуя сумасшедшее облегчение, которое было не сексуальным, а скорее сродни ему. Он и не знал, что Маэдрос такой горячий.
Келегорм поднялся. Коленки у него тряслись от пережитого притока чувств. Он даже представить не мог Маэдроса таким беспомощным, в полной его власти, жаждущим его ласк, изнемогающим от этой жажды. Ему все казалось, что он и в любви будет таким же холодным и отстраненным, как обычно.
Маэдрос притянул его к себе и поцеловал в губы, сцеловывая с них собственное семя. Потом начал целовать Келегорма в шею, в подбородок, за ухом, тот совершенно поплыл и позволил опрокинуть себя на стол.
Когда он думал о Маэдросе в этом смысле он не мог себе представить, как это будет, если оно, конечно, будет, и думал об этом так осторожно, что даже не называл это словами. Иногда он подозревал, что Маэдрос вовсе девственник, а если и нет, то не очень опытный любовник. Он не знал, было ли у него что-то с Феанором, как-то представить себе не мог своего отца и вечно хладнокровного старшего брата вместе. Поэтому он был готов к тому, что сейчас его неловко и быстро оттрахают и был согласен и на это.
Но он только задохнулся, когда в него вошли смазанные пальцы Маэдроса и стали массировать изнутри, мягко и нежно, задевая самые чувствительные точки. Через минуту он уже бился, как сумасшедший, умоляя сделать с ним что-нибудь, потому что возбуждение накатывало, как гигантская морская волна, туманило глаза, подступало к горлу, не давало дышать и соображать. Маэдрос вытащил пальцы и стал входить в него сначала медленно, потом все резче, короткими нетерпеливыми толчками, навалился на него, губы прижались к шее.

- Я люблю тебя, - прошептал он.

Потом они перешли на кровать и очухались, только когда проиграли побудку.

Вниз Келегорм спустился на подгибающихся ногах, зацелованный в пух и поэтому с поднятым воротником. Карантир посмотрел на него, ухмыльнулся и сказал:

- Ну что, пельмень, завалил его?